Если взять за основу фрагменты языков народов, здесь проживавших издревле, то первое, что приходит в голову — это «кар», взятое из коми-языка, где оно означает — город. То есть получается, что с появлением в тундре населенного пункта и море сменило свое название?
Второй вариант — ненецкое слово Хара — далекая, отторженная от мира местность. И третий вариант — русский прямой перевод: «Кара» как наказание за провинности и грехи. Сейчас нам трудно восстановить первоисточник появления слова Кара, каждый из вас имеет право сам для себя решить, какое из них, по вашему мнению, является первоисточником, а пока давайте вместе окунемся в прошлое летописного края, омываемого темными водами сурового Карского моря.
О том, что территория Ненецкого округа в Советское время являлась территорией ГУЛАГа, наверное, хорошо известно. То, что первыми пассажирами нарьян-марского морского порта были заключенные Воркутлага, что первые угольные шахты, свинцовые и флюоритовые месторождения Амдермы, Вайгача и Воркуты (которая в те годы являлась территорией НАО) осваивали также заключенные — факт общеизвестный.
Да, территория НАО в 30-е годы стала одним из первых и основных «винтиков» в запуске огромной и страшной машины, называемой ГУЛАГом.
Этот «молох» перемолол за 20-летнюю историю своего существования не одну сотню тысяч человеческих жизней: от кулаков и «эксплуататоров разных калибров» до церковнослужителей, шаманов, врачей, представителей ученого мира и прочих «врагов народа» — в 30-е годы, до ссыльных прибалтийцев и «западенцев» — в послевоенное время.
Так уж получилось по разнарядке, что чеченцев и татар везли в калмыцкие и казахстанские степи, а латышей, литовцев и украинцев — в Сибирь и заполярную тундру, на территорию «ледяного ГУЛАГа».
Но северная тюрьма Российского государства на территории нашего округа берет свое начало не с 20-30-х годов прошлого века, а гораздо раньше.
Если окунуться в историю, то можно обнаружить, что еще в царской России территория нашего округа использовалась как место ссылки заключенных (я не имею в виду Пустозерский острог). Царское самодержавие, начиная с 60-х годов XIX века, использовало в качестве «закрытой каторжной зоны» отдельные территории Карской тундры.
Уголовные и политические заключенные ссылались к берегам Карского моря для того, чтобы уже никогда не вернуться назад. Мало кто выдерживал условия, в которых находились карские каторжники: жизнь в землянках, цинга и голод, работа на ледяном ветру и 40-градусном морозе, поэтому большинство ссыльных погибали в течение года.
По воспоминаниям современников, якутский Вилюйск и тот мог показаться им «каторжным раем» по сравнению со страданиями «харбейских мучеников».
Ненцы, которые объезжали эти поселения за сто верст, назвали земли, где располагалась каторга — «ХАРИБЕЙ Я», что в переводе с ненецкого значит «ОТТОРЖЕННАЯ» или «ОТВЕРГНУТАЯ». Здесь жили странные люди, которых нужно было бояться. Они исчезали с одинаковой периодичностью, но на смену им появлялись новые, такие же измученные, полураздетые и истощенные.
Шло время, в XIX веке на картах России появилось новое географическое название — ХАРБЕЙ, над смысловым значением этого ненецкого слова мало кто задумывался. В XX веке с приходом на Крайний Север Советской власти это название присвоили новому колхозу. Новое коллективное хозяйство «КАРА-ХАРБЕЙ» славилось в далекие 30-е годы своими передовиками.
Эхо далеких кочевий
Вот выдержка из заметки «Молодец Петро Вылка» за 1934 год из газеты «Няръяна вындер».
«За отличную работу охотника Вылка Петра из колхоза «Кара — Харбей» областной коопархзаготпункт премировал перочинным ножиком и двухколесным велосипедом стоимостью в 250 рублей. Вот так наша Партия заботится о тружениках тундры. Никогда в прежние годы ненец с Кара-Харбея не имел бы собственный велосипед!».
А это статья «Аэроплан «Ненец»: «Летом сознательные бедняки из колхоза «Кара-Харбей» сдали в фонд строительства аэроплана „Ненец“ 335 рублей, две шкуры песца и росомахи. Кроме этого, сознательные колхозники закинули одну дополнительную тоню и добыли рыбы на 30 рублей, и тоже деньги перечислили в фонд постройки аэроплана «Ненец». Но здесь кое-кто проявил свою несознательность и выразил сомнение, заявив, что аэроплан „Ненец“ может до тундры не долететь. Да, сознательнее надо быть, товарищи ненцы!».
Коллективное хозяйство карской бедноты «Кара-Харбей», несмотря на своих передовиков и смелые идеи, просуществовало совсем недолго. Аэроплан «Ненец» до тундры так и не долетел, если вообще встал на крыло, охотник Петр Вылка также вряд ли сел на свой двухколесный велосипед. Куда потомственному охотнику на нем по тундре ездить, людей смешить?!
Ну а воспоминания о некогда существовавшем колхозе «Кара-Харбей» остались лишь на страницах окружной газеты «Няръяна вындер» как своеобразный знак памяти, напоминание о тревожном времени эпохи перемен и переворотов.
Земля за колючей проволокой
«Колючка ржавая, седьмой барак... кругом ночная мгла, кругом ГУЛАГ». Строчки из этой лагерной песни не так известны, как знаменитые «по тундре, по железной дороге, где мчится курьерский «Воркута-Ленинград», но обе они рассказывают об одной и той же зоне — печально известном «ВОРКУТЛАГЕ». А начинался этот лагерь с нашего округа, с территории того же ХАРБЕЯ.
Здесь в начале 40-х годов по распоряжению Берии был создан каторжный лагерь по добыче молибденовой руды. До центральной базы Воркутлага заключенные по этапу тащили мешки с рудой на своих плечах почти 60 километров. «У Родины нет возможности вывозить руду на машинах» — писали в то время. С Воркуты молибденовая и вольфрамовая руда, в которой очень нуждалась оборонная промышленность Советского Союза, доставлялась спецпоездами в Ленинград, а затем на заводы других городов центральной России.
По воспоминаниям старого оленевода Семена Николаевича Валея, которые были записаны мною в Карской тундре в 1996 году:
«Заключенных тогда гнали очень много, шли они пешком от Амдермы: часть по дороге отправляли на Хабарово, а часть шла дальше по этапу. Люди были очень плохо одеты, поэтому многие просто падали по дороге и замерзали в тундре. Я помню, что был ноябрь, стояли морозы, земля была ледяной, а их заставляли рыть землянки.
Мы-то понимали, что никакой землянки здесь вырыть было нельзя, так как почва у нас каменистая. Как только колонны с этими людьми появлялись, мы сразу старались подальше от этих мест откочевать, боялись очень. У меня родственники очень удивлялись, откуда столько плохих людей находят, а о том, что это «враги», мы слышали много раз, так как мой старший брат несколько раз в Хабарово ездил и видел, как к ним красноармейцы относятся, за людей не считают. Говорил, что сам видел, как мертвых просто под лед бросали, а это плохо — они все же люди, а не рыба мороженая».
В конце сороковых — начале пятидесятых лагерные зоны на территории Ненецкого округа начали закрываться. Исчез навсегда с географической карты и поселок ХАРБЕЙ, вместо него на границе Ненецкого округа и Республики Коми появился населенный пункт — Яра, что в переводе с ненецкого значит «песчаная сопка». Сегодня мало что напоминает немногочисленным жителям Яры о трагическом прошлом этих мест. Лишь иногда после сильного ветра на окраинах поселка из-под земли появляется кирзовая лагерная обувь, стреляные гильзы и полусгнившая ветошь, да в окнах некоторых яринских домов так навсегда и осталась железная решетка, снять которую можно только вместе с рамой. Сегодня, можно сказать, это единственные напоминания о заполярном ГУЛАГе с ненецким названием «ХАРБЕЙ»./По материалам газеты «Наръяна Вындер»/